• Главная
• Лица войны
• Соловьева Людмила Георгиевна, семья Беляевых

Я, Соловьева Людмила Георгиевна, родилась в г. Пскове Ленинградской области 2 августа 1933 года в семье военнослужащего. Моя мать, Соловьева Надежда Васильевна, родилась 30 сентября в семье купца. Отец, Соловьев Георгий Иосифович, родился в Пензенской губернии, в селе Шемышейка 6 мая 1902 года в семье крестьянина. Окончил Пензенский институт, врач-ветеринар. Соловьев Анатолий Георгиевич, брат, родился в Пскове Ленинградской области в 1937 году 16 июня. Наша семья жила в Кремле, д. 2, кв.4. Дом этот снесен в 1974 году. Вместе с нами жила семья маминой сестры Беляевой Нины Васильевны, 1906 года рождения (г.Уральск): её муж, Беляев Владимир Дмитриевич, 1902 года рождения (г.Псков), их дети, Беляев Евгений Владимирович, 1928 г.р. (г.Уральск) и Беляев Олег Владимирович, 1930 г.р. (г.Уральск).

Отец мой служил в стрелковой дивизии ветврачом. В 1940 г., в декабре месяце, его направили в командировку в г. Элисенваару под Ленинградом, по вопросу болезни лошадей. В марте месяце, 25 числа, он сказал, что обнаружил причину, и мы скоро вернемся в Псков. Вечером того же числа его обнаружили в колодце дома комиссара, который жил рядом с нашим домом. Он был зверски убит. Завели уголовное дело, но оно не было раскрыто. Мама тяжело заболела. Был поставлен диагноз: неврастения, т.е. тяжелая депрессия. Жить не будет. Решался вопрос, что делать с нами. За нами в Элисенваару приехала тетя. Мы похоронили отца и вернулись в Псков.

22 июня началась Великая Отечественная война. Это «спасло» маму, она как бы вернулась к жизни, стала защищать нас.

Город бомбили. Войска наши отступали по Гдовскому направлению, т.к. немцы выбросили десант и отрезали Псков от Ленинграда и Москвы.

Вся наша семья решилась покинуть Псков, но отошли недалеко, 10 км., вместе с войсками, но пришлось вернуться домой, отступать было некуда. Город горел. Последний эшелон ушел из Пскова 6 июля. Вывозили детские сады, заводы, музейную экспозицию, администрацию. Но отца не было, и мы никому были не нужны. Жители нашего дома от бомбежек прятались в подвале. 8 июля взорвали Ольгинский и Троицкий мосты, когда отступала наша армия.

9 июля немцы вошли в город. Началась тяжелая и опасная жизнь в оккупированном городе. Прибыла эстонская Епархия из Эстонии и нас, жителей Кремля, выселили. На вопрос: «где жить?» ответили – занимайте брошенные квартиры. Наша семья поселилась на улице Некрасова, д. 54, напротив тюрьмы. Дом был позже сожжен немцами в 1944 году, там расстреляли из тюрьмы арестованных и подожгли.

1 сентября я пошла в школу в 1 класс. Школу открыли на ул. Карла Маркса, как начальную.

Дядя преподавал черчение в своей организации, тетя работала на хлебозаводе, мама сидела дома. Надо было выживать, приходилось менять на рынке вещи или их продавать. На рынке проводились облавы. Всех пойманных отправляли на биржу труда, которая была рядом с нашим домом, на ул. Гоголя. Проводили проверку, если не было документов – отправляли в Германию.

Тетя работала, у неё был пропуск, по которому она могла ходить в комендантский час, а мама не имела документов, и мне приходилось хватать брата и бежать на биржу. Там, за забором, было много народа. Я подбегала к воротам, таща брата за собой. Там, в воротах, стоял немецкий солдат с автоматом, я говорила со слезами на глазах, что там моя мама. Мне удавалось прорваться туда. Мама ждала меня, хватала брата на руки и меня за руку и шла к воротам. Такая рабочая сила немцам была не нужна и нас выпускали.

Часто в дома врывалась полевая жандармерия в поисках молодежи, по возрасту 18 летних и старше, к которому подходил мой двоюродный брат Женя. Очень боялись армии Власова, туда отправляли молодежь. Женю приходилось прятать дома, а если забирали, тетя всегда старалась добиться его освобождения.

Я окончила 2 класса, а в 1943 году проучилась в третьем классе до декабря месяца. Школа была закрыта. Город бомбили и жгли здания. 23 декабря 1943 года была сильная бомбежка. Вокруг нашего дома упало 5 бомб, дом был изрешечен осколками. Мы перебрались жить в кухню, т.к. это помещение не пострадало. Был отдан приказ по городу о выселке всех жителей, а кто останется – расстрел.

4 марта 1944 года в наш дом ворвались немецкие солдаты и стали выгонять из дома. Под их конвоем нас погнали в военный городок. Многие здания были сожжены и разрушены. В городке было много народа и опять пришлось прятать брата Женю…

Мы пробыли несколько дней, а затем нас стали грузить в вагоны для перевозки скота.

Стал вопрос, как провести Женю в вагон? По сходням и по бокам стояли автоматчики и выхватывали молодежь. Его поверх пальто повязали большим шерстяным платком и среди семьи провели в вагон. Куда нас везли – никто не знал. Я думаю, что наши родители считали, что мы уже не вернемся на Родину. Довезли до Шауляя в Литве. Была первая «фильтрация»: нетрудоспособных людей оставляли в Литве, Латвии. Они работали у хозяев. Трудоспособных отправляли в Германию через Польшу. Прибыли в Бранденбург в Германии. Была вторая «фильтрация». Среди детей началась корь. Болели те, у кого не было прививок, в основном, малыши. Многие умерли. Мой брат заболел, но, как видно, у него был крепкий организм и он выжил, а за меня очень боялись, что меня «отберут». Я была беловолосая и сероглазая, а как говорили немцы, это была «арийская кровь», таких детей отправляли в спец. лагеря, где брали кровь и проводили медицинские эксперименты. Но Бог миловал, я осталась в семье.

Погрузили в вагоны, везли через Берлин с закрытыми дверьми и стояли автоматчики. Наконец, прибыли в Потсдам. Погнали нас через весь город на его окраину, где располагался лагерь в сосновом лесу за колючей проволокой. Там были молодые ребята и девчата, угнанные в 1943 году: русские, украинцы, белорусы, поляки. Работали на заводе «Арадо». В комнатах нашего барака жило по несколько семей. Ходила я за обедом (моим и брата) на завод. Общаться с местным населением категорически запрещалось. Но однажды, когда я проходила сквер, и никого рядом не было, мне немецкий мальчик тайком передал пирожное «кухен» и скрылся. На одежде взрослых был знак «OST» - восточный. Двадцатого апреля 1945 года был налет нашей авиации. Город был разрушен, но ни одной бомбы не попало в наш лагерь. Работы прекратились. Наши бараки сложились, как карточные домики, но покидать лагерь было нельзя. 23 апреля в Потсдам ворвались наши танки. Нас освободили! Командующий подразделением приказал собраться на площади лагеря. Приказал покинуть лагерь, сказав: «Если мы не удержимся, понимаете, что с вами будет! У нас даже нет пехоты. Мы идем на Берлин! Отходите, а там вас встретит второй эшелон».

Люди собрали весь свой скарб, что можно было унести на себе, и пошли…

Сколько километров мы прошагали? Мы шли целый день, ночевали в селении. Это был второй эшелон наших войск. Еще бродили в лесах немецкие котлы. Утром дали нашей и еще одной семье 2-х лошадей и телегу. Со многими трудностями и уничижением мы добрались до г. Котбус, где был организован лагерь для такой большой массы людей, двигающихся к границе СССР. В этом лагере «Смерш» проводил «фильтрацию», проверял, кто ты, где был и куда возвращаешься. Комендант лагеря обратился к толпе народа, спросив: есть ли среди нас хлебопёки? Среди людей оказался человек – хлебопёк из Пскова! Ему приказали собрать команду и отправили на хлебозавод, который находился в 1,5 км от города – большие элеваторы, в которых мука и т.д. Наша семья попала в эту команду, где мы остались, пришли в себя, и там узнали, что война кончилась.

Май - июнь мы прожили в Котбусе, а в июле нас погрузили в вагоны для перевозки скота и отправили через Украину в Псков.

Как видно, пересаживали людей из одного состава в другой, т.к. ехали в санитарном, пассажирском поезде и на платформах. Наконец, в конце июля, прибыли в Псков.

Город был разрушен. Он вошел в число 15 городов, подлежащих восстановлению в первую очередь.

«Ни кола, ни двора» - как говорит народная пословица. Дядя пошел в организацию, в которой он работал до войны - «РайЗо». Его приняли на работу и дали комнату в бараке, в деревне Крестки, где мы начали мирную жизнь в Пскове. Были рады, что кончились наши невзгоды и ужасы войны. Все живы и здоровы. Но мы были объявлены «людьми второго сорта», и многое для нас было недоступно.

Дальше были другие беды на своей земле, на Родине.

Записано 10 апреля 2015 г.